М
А К А Р О В
Александр
Михайлович
Родился
17 июля 1946 года в селе Еремеево Тамбовской
области.
Живёт
и работает в селе Вишневое Староюрьевского
района.
После
окончания средней школы служил в армии,
там начал писать стихи.
Заочно
окончил Литературный институт имени
А. М. Горького.
В
1970-е годы стал активно печататься в
областных газетах, в коллективных
сборниках, журналах «Подъём», «Наш
современник», не раз был лауреатом
премий этих журналов.
Автор
нескольких поэтических книг.
Лауреат
областной премии имени Е. А. Боратынского.
Член
Союза писателей России с 1988 года.
ОСНОВНЫЕ
ИЗДАНИЯ
1.
Макаров А. Красный мячик. Стихи.
Воронеж, 1983.
2.
Макаров А. Излучина. Стихи. М., 1986.
3.
Макаров А. Светлый час. Стихи. Воронеж,
1988.
4.
Макаров А. Воздушный корабль. Стихи,
поэмы. Тамбов, 1996.
5.
Макаров А. Небесный шум. Стихи, поэма.
Тамбов, 2001.
6.
Макаров А. Избранное. Тамбов, 2002.
7.
Макаров А. Музыка жизни. Стихи. Тамбов,
2006.
8.
Макаров А. Вечная жатва / Серия
«Поэтический Тамбов». Тамбов, 2010.
ТВОРЧЕСТВО
Стихи (Тамбовский
писатель-2009. Т.1. Поэзия)
Стихи (Тамбовский
альманах, № 2)
Стихи.
(Тамбовский альманах, № 10)
* * *
Господи! Неужто это мы
Выходили светлыми из тьмы
И, не зная страху,
Сокрушали камень и престол,
И роняли головы на стол,
А порой на плаху?
Потерял опору человек.
Мимо пролетел двадцатый век,
Как одна минута.
Будто нет ума у нас и рук,
Будто бы невидимый паук
Сетью зла опутал.
Разум в грусти – Родина во мгле.
Кто-то ищет правду на земле,
Кто-то ищет выше.
Вышибает грусть слезу из глаз,
Неужели Ты не видишь нас,
Неужель не слышишь?..
* * *
Не найти, как иголку в сене,
Во вселенной мой край родной.
Мою весь, забытую всеми,
Мою высь, что звал вышиной.
Никогда не увижу больше
Из утраченного, того,
Что когда-то отдал мне Боже
Из наследия своего.
Подорожника лист, пылинка,
Муравьишко возле подошв.
Нитка тоненькая – тропинка
Расползалась, попав под дождь.
Солнце, медля, идёт на запад,
Оставляя восток во тьме.
Пепелища печальный запах
Надо мной, подо мной, во мне…
ДИПТИХ
I
Зима на себя не похожа,
Январь не похож на январь.
Вся жизнь изменилась. Мы тоже
Совсем не такие, как встарь.
Ну, ладно, не веруем в Бога,
Не верим – и это страшней –
В лежащую рядом дорогу,
В людей, что шагают по ней.
Летят времена завывая,
Не зная ни вёрст, ни границ,
Свои имена забывая,
Не помня ни листьев, ни лиц.
II
Когда-нибудь – через полгода,
А может быть, лет через сто –
Меня ты увидишь у входа
В жилище и спросишь: – Ты кто?..
Ну, что я отвечу? Что жаждой
Томим, и зайти вот решил?
Поверишь ли ты, что однажды,
Когда-то, я тоже здесь жил.
Да, именно в этом вот доме,
На краешке этого дня,
Где нет никого теперь, кроме
Тебя, не узнавшей меня…
ЦВЕТОК
Я – поздний цветок, я – цветок полевой.
Пусть кто-то махнёт над моей головой,
Смертью мне угрожая.
А я улыбаюсь шмелю и дрозду.
И звёзды в росинках целую, и жду
Своего урожая.
Под вечер опустятся сны на поля,
В пушистые звуки красавца-шмеля
Закатится солнце.
И девушка, в жизни не встретишь такой,
Небрежно, неслышно весёлой рукой
Ко мне прикоснётся.
Внесёт меня в древнее счастье избы.
Положит на отсвет высокой звезды
И скажет мне: «Здравствуй!»
И я незаметно кивну головой.
Я – поздний цветок, я – цветок полевой,
Не роза, не астра.
Мне Родиной в поле завещано цвесть.
Мне жизнью и смертью доказано: есть
Волшебные травы!
Они помогают понять, что важней
Не то, что красивей, а то, что нужней
Бессмертья и славы.
НЕНАСТЬЕ
Дождусь ненастья, взглядом прослежу
За облаком, оно печалит небо.
Я знаю это облако, оно
Напоминает дремлющего Бога,
Великое молчание его
В себя впитало разговор колосьев,
Где находился я и где меня,
Пока летело облако, не стало.
К прозрачному сырому полотну
Я прикасаюсь жаркими губами.
Из чистых пор прёт новая трава,
И сотни новых рук призывно машут.
Увязли ноги в тёмной глубине
И ловят струи вод реки подземной.
Меняется эпоха, жизнь спешит
К сиянью, но меня не сдвинуть с места.
Мне надоело верить в лучший день,
Искать пути, ведущие к блаженству.
Останусь тут, где небо и земля
Друг в друга переходят незаметно.
Минуты и часы текут, струясь.
Энергию земле несёт ненастье.
Под шёпот прорастающих шагов
Смеётся жизнь в потоке откровенья.
* * *
Худой и бледный, в рваных брюках
Идёт по улице поэт.
Ему в суму бросают буквы –
В них ложь и правда, тьма и свет.
Пыль, камни, зёрна и полова –
В одну суму, в единый ком.
Над ним смеются. Но плохого
Поэт не скажет ни о ком.
* * *
Взгляну на вербу – вижу чьи-то лица
И слышу голоса, как наяву.
Хотел бы я понять, зачем мне снится
Другая жизнь, что вечностью зову.
И почему навязчивые мысли
Ко мне приходят, будто вечен я?
Зачем нужны заоблачные выси,
Когда моё отечество – земля.
Хотел бы пожелать земле, чтоб вечно
Торила Путь в галактиках чужих.
Я знаю, люди есть за гранью Млечной,
И потому я думаю о них.
* * *
Тихая верба, а над вербою
Синее небо, белая звезда.
Распадаются миры неведомые,
И уходят мои поезда.
Сидят в вагончиках неуслышанные
Слова. Невидимая стезя.
Хочу уехать, да только лишнего
Билетика нет, и достать нельзя.
Удаляются поезда таинственные.
Не догнать никому их. А жаль.
Одно спасенье – любовь единственная,
Моё веселье, моя печаль.
Я верю древней тотемной верою,
В то, что однажды я весь уйду
В тихую вербу, а над вербою –
В синее небо, в белую звезду…
* * *
По невидимым авиалиниям
Самолётами пчёлы летят.
И моргая ресницами длинными,
Возле речки кусты шелестят.
Это Родина. Радуга гибкая
Семицветно горит в вышине.
С беззаботной открытой улыбкою
Повернулся подсолнух ко мне.
Руки рек на равнину уронены.
Не разбавлена радость тоской.
Здесь, на этой земле похоронены
Добрый дед мой и Дмитрий Донской.
Жив я памятью. Памятью родины,
Больше нет у меня никакой.
БЕССОННИЦА РУК
Бессонницей страдают руки.
Гудят, гудят, как провода.
Всю ночь идут по жилам звуки,
Идёт рабочая страда.
Рукам не спится. Поднимают
То колос хлебный, то бревно.
И слов простых не понимают
Они, что спать пора давно.
Не спят. Душе уснуть мешая,
Вновь тешут брёвна топором.
Сквозь руки боль идёт большая,
Идёт сквозь душу напролом.
* * *
Прошёл две эпохи –
От грусти прошёл до любви.
И понял, что вздохи
Становятся ветром в крови.
Мечтали о светлом,
Мечтали о счастье тайком.
Как справиться с ветром,
О, как устоять на таком…
* * *
Никто не приказывал сердцу: люби
Полынь да крапиву, да пепел сухой.
В соломенном ветре живут воробьи,
Мякину клюют вперемешку с трухой.
Куда я ушёл в несусветную рань
И где потерял дорогое лицо?
Избушка, избушка, ты передом встань,
Забыл я, забыл я, где двор, где крыльцо.
В избушке старушка не пряжу прядёт,
Она просевает забытые дни.
О, Господи! Всё, что к избушке идёт,
От грома и молнии оборони!
О, частая память, моё решето,
Просей поскорей эту пыль у дверей.
Быть может, быть может, останется кто
У этих дверей из людей и зверей.
КУКУШКА
Что замолчала, кукушка?..
– Как же теперь куковать,
Пообносилась осина
Да покосилась опушка, –
Негде погоревать.
Вышло, что зря я с листочка
Чистые росы пила.
Нет ни былинки, ни кочки,
Нет ни сыночка, ни дочки…
– Где ж ты, былая, была?..
– Да куковала отменно,
Да позабыла про дом,
Да всё летала я полем,
Да невзначай да ячменным
Да подавилась зерном…
* * *
Нет никого вблизи,
Но слышу близкий голос;
Да это же в грязи
Злак отбивает колос.
Передаёт цветок
Секрет цветку другому, –
Воспоминанья ток
По шелесту и грому.
Нет никого вдали,
Но вижу цепь над степью;
Да это журавли
Гремят живою цепью.
Я звеньями веков
Прикован к мирозданью,
Где вздохи родников –
Продление дыханья.
ДЫХАНЬЕ СВЕТА
Свет начинает снова говорить,
Но слышать темнота не научилась,
И продолжает шорох туч ловить,
В глухой гордыне пыжась и пучинясь.
Достаточно улыбке разбудить
Печали полноводное волненье;
Так начинает сок в стволах бродить
В преддверье неожиданного пенья.
Сок начинает снова говорить,
Но крона слушать корни не готова.
В игольное ушко вдеваю нить,
Невидимую нить живого слова.
Ты слышишь, в паутине площадей
И улиц – сердце говорит и бьётся
От имени беспамятных людей,
Погибших от лучей слепого солнца.
В зловонной жиже светится звезда,
Дыханьем света растворяя жижу;
На ветке жизни певчего дрозда
Ты видишь? Нет, я никого не вижу.
В игольное ушко продета нить,
Связующая каменные числа;
Кровь начинает снова говорить,
Но слушать я ещё не научился.
* * *
Молчание оставим напоследок.
Оно – неповторимый верный слепок
Всего, о чём с тобой мы говорим.
Округа онемела и оглохла:
Осенняя пора не только охра,
Но яркий синий свет – ультрамарин.
Давай с тобой поговорим о счастье,
Что разделило время на две части,
Но обе части, к счастью, не нашлись.
Молчание оставим напоследок,
Когда мы будем, всматриваясь в слепок,
Благодарить промчавшуюся жизнь.
* * *
В этой избе не живёт никто,
да и в следующей тоже;
Старый уйдёт, молодым
не возвратиться назад;
Кто-то готов обвинить воспитание
и бездорожье,
Может быть… только скажу:
сам я во всём виноват.
Не приучал сыновей на коленях
стоять между грядок,
Чаду твердил: подрастёшь –
не оставайся в селе,
Нечего делать, сынок, на побитой
дождями и градом
(Здесь я себя изорвал) доброй,
но горькой земле.
Знаешь, с зари до зари – всё работа,
работа, работа,
Вырастишь свой урожай, а уберёшь ли,
как знать,
А уберёшь – не уверен,
сумеешь сберечь… и забота
Сельского жителя в гроб может
до срока вогнать.
Я виноват, что никто не останется
дело продолжить,
Новые двери связать, грядку
вскопать под морковь,
Шёпот листвы понимать и всё знать
досконально про дождик,
Чтобы, посеяв печаль, вырастить
в жизни любовь.
* * *
Я у окна сижу и на стекло дышу.
От вздоха моего оттаивает прошлое.
Спят пашни и леса, спят птичьи голоса,
Спят вечные холмы, укрытые порошею.
Спит колос и цветок, уснул
речной поток,
И спят, не видя снов, промчавшиеся
всадники.
Вот лунное кольцо скатилось
на крыльцо,
И золотая ветвь качнулась
в палисаднике.
По сердцу бродит свет – его дороже нет.
Плывёт счастливый звон над
просветлённой Пашнею.
Здесь воздух пальцем тронь –
и запоёт гармонь,
И свалится с души твоя печаль
вчерашняя.
Всё в Пашне на виду, откуда я иду,
Известны всем давно дела мои
сердечные.
Дядь Саня у ворот (под старый
Новый год
Его к себе возьмёт земля на веки вечные)
Спросил, который час…
О, память, как ты нас
Соединяешь всех, одной верёвкой
связывая.
Я на стекло дышу, слова произношу,
Дыханием своим про всё, как есть,
рассказываю.
КРУЧИНА
В тонкой белой рубахе под
бледным небом,
Лёгкой поступью, лёгкой,
а на сердце ком,
По тебе моя жалость по снегу,
над снегом,
По зелёное небо иду босиком.
О, тяжёлое колесо, колесо, а не солнце,
Ох, не солнце меня согревает, а злость,
Не тревожит, что прямо в объятья
несётся,
Но печалит, что мимо души пронеслось.
Я на эту дорожку попал понарошку,
Потому что от радости зол был и хмур.
Мне с картошки на хлеб, а с хлебов
на картошку,
Незаметно советовал жить Эпикур.
Тёплый след мой холодный почти
незаметен.
Хорошо бы с морозца да водки
сто грамм.
Не за тем, не для этого, о, не за этим
Босиком лёгкой поступью я по снегам…
|
* * *
Всходит земля, как пшеничное тесто,
В первой декаде апреля.
Вздрогнула, стронулась, сдвинулась с места,
Стала теплей и добрее.
Старые люди вчера говорили,
Я сомневался, но верил –
Рыба на зорях играла на лире
И выходила на берег.
Радость и грусть – равновесие в мире.
Ниточка шла за иголкой.
Камень спросил: – А каких я фамилий?..
И покатился под горку.
Тучка взмутила небесные плёсы.
– Кто мы такие? – спросил я.
«Кто мы такие?» – нет горше вопроса.
Кто мы такие? – Россия.
Слышишь, родная, зерном я положен
В тёмную землю Отчизны,
Снова я смертью доказывать должен
Неиссякаемость жизни.
СТЕПЬ
Я степью назову волнение и трепет.
Травой слова. Растут упругие слова.
Летит над степью солнце, сытое, как стрепет.
Немногословная степенная трава.
Как на ладони всё. Я вижу на ладони
Бездумный запад и застенчивый восток.
В глубоком воздухе «ДТ» с ворчаньем тонет.
А из души – ростком из глубины – восторг.
КОТ
Взгляд медленно скользит с предмета на предмет.
Кот занят мыслями, что будет на обед, –
Петушья косточка иль жареная рыбка,
Он смотрит на меня и знает, что я – раб.
Но виду не подаст, как мне бывает рад.
Инопланетный код. Закрытая улыбка.
Угодливо, как раб, я подаю еду,
К его улыбке код когда-нибудь найду,
Откроются глаза, и в них мелькнёт прозренье
Догадки таковой: что мой любимый кот,
Который за кота себя здесь выдаёт,
Есть воплощённое в материю Презренье.
ПЕРЕПЕЛ
Затихает земля, тишина до небес достаёт.
Возле вербных куртин, как лиса,
мгла вечерняя бродит.
В поле скошенном перепел зорю вечернюю бьёт,
А поэт его звук на понятный язык переводит:
– День прошёл – и я цел. Не найти меня
в жёсткой стерне.
Поутру я с земли подберу полновесные зёрна.
А когда, моя смерть, балобан промелькнёт
в вышине,
Я от старых когтей убегу – убегать не позорно…
Сытый перепел зорю вечернюю бьёт. И в душе
Потемнеет от грустных раздумий.
Мне станет казаться,
Что я перепел этот, и буду на старой меже
Вечно зёрна клевать, и мне, сытому,
ввысь не подняться,
Я ружьё подниму и тихонько пойду на стожок.
А когда из-под ног сытый перепел
в небо взметнётся,
Я с холодным расчётом мгновенно нажму
на курок,
И он тенью земной упадёт в заходящее солнце.
* * *
Взгляните на меня: над синей кромкой леса
Тяжёлый шар висит, как будто нет в нём веса,
Свет силится прижать к земле слепую тьму,
Свет силится помочь всему и никому.
Вот жук перебежал наискосок тропинку,
Вот муравей пронёс тяжёлую пылинку,
Упавшую с крыла летящего дрозда.
Вот выросла в реке упавшая звезда.
Взгляните на жука, на лилию взгляните,
Соединяют нас невидимые нити.
Всмотритесь в зеркало реки: светло – темно.
Лицо, движение, дыхание – одно.
Вот прячется паук от солнечного света
Под прошлогодний лист и за трухлявый пень.
Вы видите лицо последнего поэта,
Последних чистых рек и светлых деревень.
* * *
Накапливаю свет, как некий циферблат
В окружности миров накапливает время,
Трепещущий рассвет, задумчивый закат,
Движенье солнц и лун в себя замкнуло семя.
Движение морщин таит в себе стекло,
Так женщина таит в себе чужие взгляды,
Есть радость – знать, что свет не значит,
что светло,
Что где-то счастье есть, которого не надо.
Накапливаю свет. Словесное зерно
Толку в своей душе, как в некой вечной ступе.
Забытое лицо с улыбкой озорной
И кровь из-под бинтов – всё тот же свет по сути.
* * *
На свете счастья нет…
А. С. Пушкин
В начале жизни знал, что счастью нет конца.
Теперь узнал о том, чего не знал вначале:
«На свете счастья нет…». И на черты лица
Летят невидимые атомы печали.
Дай, Господи, мне сил дойти и донести.
Восходит радость-свет, и я навстречу вышел.
«На свете счастья нет…». Не верю я, прости.
На свете счастье есть. Я видел, и я слышал.
СТАРУШКА В ПШЕНИЦЕ
Старушка в пшенице почти не видна.
Тропинка похожа на чёрную нитку.
Её протянула от дома она,
Конец привязав за родную калитку.
Старушка сквозь время по полю идёт,
Есть место во времени зверю и птице.
Быть может, пространство тропу не порвёт
И время не скосит старушку в пшенице?
Старушка в пшенице почти не видна.
Укрыла старушку большая пшеница.
Но я по наитию знаю: она,
Держась за тропинку, назад возвратится.
ГОЛОД
Дорога пахнет хлебом, тонкий острый звон
Стоит в ушах, и я оглядываюсь в страхе.
С ветвей гремит поток испуганных ворон,
И навевают страх их медленные взмахи.
Из праха вышел я и путь окончу в прахе.
Неужто жизнь есть сон, и я затем рождён,
Чтоб голод оборвал нить моей Жизни-Пряхи,
Воспоминанья смыл забвения дождём?
Всю жизнь под страхом жил.
Никто не знает, сколько
Трястись и снова ждать измен и перемен.
Не сходит тонкий звон с бутылочных осколков –
Вот жизнь моя, вот всё, что в жизни я имел.
Деревья пахнут хлебом, запах по ветвям
Спускается на землю, входит к нам в жилище.
Я шестистопный ямб ломаю пополам,
Ворона, лира, страх – всем не хватает пищи.
* * *
Прошу тебя, не надо похвалы,
Мне грустно от неё, она фальшива;
Пока она летит ко мне сквозь время,
Пространство искажает каждый звук.
Звезда пересекает путь звезде,
Поэт пересекает путь поэту,
А жизни – жизнь. Молчанием отвечу,
Скажу, пространство слово исказит.
Меня касатка грудью рассечёт,
Мохнатый шмель прошьёт иглой горячей.
Иронию – фигуру мысли – ветер
Разделит на количество фонем
Глухих и звонких – всё, что станет мной,
В тяжёлых «т» и «д» меня ты встретишь.
Я шёл земною жизнью, но однажды
Ушёл по тропке дыма в небеса.
В густых неподметённых небесах
Поэты мечут бисер в подворотнях,
Они мертвы, но думают, что живы,
Погасла Божья искра в слове «жизнь».
Палач лениво точит свой топор,
Во сне и наяву он видит шею
С петлёй из похвалы – в туман забвенья
Никто по доброй воле не идёт.
ТАМ, ГДЕ ВРЕМЯ…
Высокий звук летит и пролетает над
Разрушенной землёй, глухонемою высью;
Сознанье видит то, чего не видит взгляд:
Стихию красоты над бездной мракобесья;
Фальшивым жаром игр пылают города,
Бросая пустоту в прогнувшуюся местность;
Там по колено грязь, но я хочу туда, –
Там жизненную мглу рождает неизвестность;
Там ласточки гнездо теплеет под окном,
Из грязи и слюны гнездо у мира сбоку;
Чтоб не было беды, а молния и гром
Не тронули, – она беседовала с Богом;
Она попрала страх небесного стекла,
Взметалась в эмпирей, где солнца диск распилен,
Звенела над рекой, которая текла
В моей душе между береговых извилин;
Пространство не уйдёт из времени, пока
На ласточку смотрю и говорю ей: «Здравствуй»,
Пока течёт река и движется рука
К руке, и время-жизнь гуляет по пространству.
УСПОКОЕНИЕ
Я плыву по течению медленно, медленно.
В небе солнце спокойное, круглое, медное.
Тихо время течёт. Проплывают века.
Ты меня возвращаешь к себе изначальному,
Одинокому, чистому, светло-печальному,
К «не горюй» ветерка, к «улыбнись» поплавка.
Вот и детство моё. Я присяду под деревом.
Посижу, похожу по минутам потерянным,
Всё вернётся, я верю, надеюсь и жду.
Так зерно возвращается с поля озимого,
Из пустого, холодного, невыносимого,
Преломляя пространство, ломая беду.
Есть у каждого в жизни свой пункт назначения.
Реки будущим полнятся. Вниз по течению
Счастье, радостно медля, излуками плыть.
Слышу гул из глубин недалёкого будущего.
Жизнь согрета желанием света. Я буду ещё
Черпать небо ладонью и медленно пить.
ЗЕРНО
Пиши, пиши – всё вытерпит бумага,
Но у зерна слова в земле не те;
Зерно, себя насытив терпкой влагой,
Раскидывает корни в темноте.
Неторопливо и без проволочки,
Непостижимо ясно сознаёт:
Защитные от смерти оболочки
Оно для человека создаёт,
Растёт зерно: тяжёлая работа –
Расти, – дожди секут, а грозы жгут,
Бураны суховейные с разлёта
Толкают в бездну, скручивают в жгут.
По тверди – тучи-глыбы, вал за валом,
По хляби – искры с дымом пополам;
Но видно счастье зёрна целовало,
Взгляни-ка, живы, ходят по полям.
Корнями – в глубь, а стеблем в небо. В звёздах
Блуждая в мыслях, видел я зерно.
Зачем шуметь, колебля криком воздух,
Взгляните на зерно, молчит оно;
Лежит в земле, готовясь к правде смерти,
Чтоб в смерти к жизни новой прорасти.
Судьбой зерна вы жизнь свою измерьте,
Грядущий день попробуйте спасти.
* * *
Я занял своё место в веренице
Людей, зверей и птиц,
Где было место колесу и спице,
И буквицам страниц.
Газетными полосками, крест-накрест,
Глазки заклеил дом;
Накатана дорога, как анапест,
Которой мы идём
С любовным равнодушьем к звонкой славе,
Слегка грустя о тех,
Кто распрямился, вечный горб оставив
В глуши библиотек.
Я занял своё место между теми,
Кто больше всех орёт
О том, что слишком долго чешет темя
Таинственный народ.
В краю, где Крюков пруд цветёт в июне,
Где всюду грязь и тлен,
Я занял своё место, накануне
Великих перемен.
РЕЧНЫЕ ЗЕРКАЛА
Я разглядел пылинку на листочке пижмы;
У ястреба в когтях – плоть, а в глазах – металл.
Речные зеркала пусты и неподвижны,
Как мысли и слова о пустоте зеркал.
Речные зеркала деревья умножали;
А где же мы с тобой? Не помнит нас река.
Возьми и подними тяжёлые скрижали,
Осталась ли о нас хотя б одна строка?
Речные зеркала – осока, тина, листья;
Внимательно всмотрись в коричневую слизь,
Ведь это мы с тобой, и это наши лица,
Ведь это разум наш, и это наша мысль.
Ведь это наша жизнь, промчавшаяся быстро,
Улыбкою любви мелькнувшая в окне.
Ярило, разъяряясь, разбрасывает искры
И жарит облака на медленном огне.
В речные зеркала свет долго будет падать,
Оставив в глубине косую тень крыла;
Коричневая слизь, похожая на падаль,
Как мгла, заволокла речные зеркала.
Иди, смотри! Постой, идти – смотреть не надо,
Зови на Божий суд, звони в колокола;
Не смогут избежать внимательного взгляда
Речные зеркала, речные зеркала.
ЯБЛОКО, ХМЕЛЕМ ОБВИТОЕ
В рамке, переплетённой корнями горбатых верб,
Вижу родного детства вечный великий герб:
Яблоко, хмелем обвитое.
В снеге, хрустящем капустой,
в дремлющем январе,
Видел заяц раскосый на невысокой заре
Яблоко, хмелем обвитое.
На облюбованной ветке утром сидел снегирь,
Пел он душой и сердцем, пел во весь дух и ширь.
Яблоко, хмелем обвитое;
Под облаками клювом рыжий ворочал хмель;
И улетело за тридевять близко-далёких земель
Яблоко, хмелем обвитое.
Вёдро сменилось ненастьем, и проходили дни.
Я повторяю тихо: «В памяти сохрани
Яблоко, хмелем обвитое».
Возле картины вечной не мы ли с тобой стоим?
Видят птицы и люди, видится им
Яблоко, хмелем обвитое.
ВОЗДУШНЫЙ КОРАБЛЬ
Я слышу гул винтов и грохот якорей
И вижу в рёбрах волн большой
корабль воздушный.
Приковывает взгляд июльский эмпирей,
Где птичий бог плывёт, движенью
звёзд послушный.
Тут на земле опять дерутся и блюют;
Сквозь пальцы друг на друга
смотрят равнодушно,
Поэтому, я думаю, и появился тут
Он, созданный мечтой, большой
корабль воздушный.
Какие паучки соткали паруса?
Ведь ты, моя мечта, живёшь в квартире душной;
Пусть кто-нибудь хоть раз поверит в чудеса,
Увидит наяву большой корабль воздушный.
Грохочут якоря, вздыбается заря;
Возьму я паруса, еду и всё, что нужно.
В родную глухомань, я думаю, не зря
Под скрип осокорей пришёл корабль воздушный.
* * *
В синеве над моей головой вьётся птица.
Прибивается к сердцу непойманный звук.
Я в пространство ладонь протяну –
пусть садится,
Пусть возьмёт доброты, сколько хочет, из рук.
Время сеять. Весёлое, светлое время
В пашне зёрна баюкает, пряжу прядёт.
Хорошо бросить в душу великое семя
Доброты – доброта Красотою взойдёт.
Поднимается пыль и садится на плечи
Тополей, подорожников и деревень.
Я иду. Превращается в ночь тихий вечер.
В травах росы горят – будет солнечным день.
Мчатся в памяти неба весёлые кони.
Золотые следы над моей головой.
Птица строит гнездо у меня на ладони,
И морщинки на лбу зарастают травой.
ПРЕДВЕСТИЕ
На шерстяной клубок дорогу намотали,
Но не связали Путь – недоставало спиц;
Ты в сутолоке звёзд услышал бормотанье
Деревьев, тьмы, земли, людей, зверей и птиц.
Свет расточён во тьме; размыты жизни формы;
Разрушен Божий храм, построен скотный двор;
Из мглы вечеровой с мешками комбикорма
Спешит за тенью тень, идёт за вором вор.
Унять бы эту дрожь, не слышать и не видеть,
Учила жизнь, кем быть, не научив, как быть;
По времени пора молчать и ненавидеть,
А по душе – кричать и начинать любить.
Из всех движений чувств ты выбираешь радость,
(Зачем же, как овцу, её загнали в хлев?)
Нет жизни у тебя, желанье жить осталось,
Желание изжить сомненье, страх и гнев.
Сжилась душа с огнём, с деревьями кривыми;
Клочками облаков заткнуты дыры крыш.
Нет жизни у тебя, но сохранилось имя –
Предвестие всего, что в жизни совершишь.
КРЕСТ
«Неси свой крест, не жалуясь, мой милый,
Крест нужен для того, чтоб из могилы
Свет поднимался в небо по кресту,
По тонкой паутине, по листу
Недремлющей ракиты, и по следу,
Оставленному птицей, что последней
Покинула заброшенный погост,
Свет по кресту поднимется до звёзд
И там, как пыль, рассеется в эфире,
А ты, увидев свет в подлунном мире,
Услышишь голос: я тебя люблю,
Неси свой крест, терпи, как я терплю…»
|
Комментариев нет:
Отправить комментарий