Гусева Марина Владимировна

Г У С Е В А

Марина Владимировна

Родилась 2 марта 1959 года в Тамбове.

Окончила Пензенское художественное училище и Воронежский государственный университет. Работала художником-дизайнером. Увлекаясь живописью, занималась одновременно литературным творчеством.

Живёт в Тамбове, работает преподавателем в детской художественной школе № 1.

Стихи Марины публиковались в местных газетах, звучали по областному радио.

Автор пяти поэтических сборников.

Член Союза писателей России с 2003 года.

Член Союза художников России.

ОСНОВНЫЕ ИЗДАНИЯ

1. Гусева М. Этюды: Стихи. Тамбов, 2000.

2. Гусева М. Незримых крыл прикосновенье: Стихи. Тамбов, 2000.

3. Гусева М. Перед рассветом: Стихи. Тамбов, 2000.

4. Гусева М. Я шагаю по тропинке: Детские стихи. Тамбов, 2007.

5. Гусева М. Избранное / Серия «Поэтический Тамбов, 2009.

* * * В волнах колокольного звона Парил белым голубем храм, Деревья творили поклоны И вторили птичьим хорам. А души любили друг друга, Забыв про вражду и дела, На миг замирала округа И слушала колокола. И где-то заливисто громко Звенел, растворяясь вдали, Смех маленького ребёнка – Святой колокольчик земли. КЛЕНОВАЯ ЗВЕЗДА Кленовая звезда             лежит в пыли дорожной. Небесно хороша,             земная на земном. Её больной старик             обходит осторожно, А каждый лишний шаг             он делает с трудом. Мальчишка на бегу             перескочил невольно… Спросили б: почему?             Он объяснить не смог. Упавшая звезда …             А на душе – спокойно, Ведь сколько их горит             в пыли земных дорог! * * * Ладони ветра гладили ковыль, Как гладят по-отечески ребёнка. И воробей, нырнув в парную пыль, Плескался в упоении так громко. Шмели брюзжали, чуть раздражены, И поделом, незваные мы гости, Могильной не бывает тишины На деревенском маленьком погосте. Зимой здесь кружит белая орда, А осенью дожди открыто плачут, Со всех лугов цветы пришли сюда, И смерть отсюда видится иначе: Не грозною старухою с косой, Не в трауре, торжественном и пышном, – В платочке пестром, с посохом, босой, По мураве ступающей неслышно. РАННЯЯ ВЕСНА Нарушив сроки, грянула весна! Ошеломлённых дачников заречных Уже встречает старая сосна, И полыхает новая скворечня, Взметнувшись в небо флагом боевым, И пёс бездомный лает без умолку, Учуяв костерка незримый дым, В который раз несётся по посёлку! Степенный дед весёлым молотком Ворота искривлённые латает, А снег – варёный сахар с молоком – Лежит везде и сладко, сладко тает! * * * Я не вижу, не вижу, не вижу За синицей в руках журавля. Рьяный полдень поляны повыжег, И душа – как сухая земля. Птицу выпустить жалко – живая, И покорна знакомым рукам. Как случилось, что, жизнь проживая, Сокрушаюсь – не так и не там. Не прощала обид, не жалела. Журавля из небес не звала. На заре нестерпимо алела Его боль на изломе крыла. Вечер облаком сизым клубится, Может, бросит дождливую нить. Скоро осень. Успеть научиться Надо мне и синицу любить. * * * Запутался месяц в ветвях у сосны, И ветром январским исколот, Покорно ждёт утра… А кто-то – весны; Лучистого счастья осколок Найти на дороге пытается вдруг, Холодные льдинки хватает. Как хочется тихо сказать ему: «Друг, Они непременно растают. Бессмысленно к ним относиться всерьёз, И всё-таки – надо серьёзно. Ведь это застывшие капельки слёз, И каждая – с отблеском звёздным!» * * * Всё труднее уезжать. Уезжать, как умирать. Смотрит наглыми глазами Привокзальных лавок рать. Всё труднее целовать. Целовать, как воровать. На щеках горит румянец, И закат ему под стать. Всё труднее обижать. Обижать, как убивать, А за каждое убийство На суде ответ держать. * * * В России зимы многоснежны, И в этом тоже благодать. Она сердца пронзает нежно, Перестрадать, перестрадать – Всё им подсказывает немо: Оцепеневшая река, Хрустальной дали диадема; Рябины тонкая рука Застыла скорбным силуэтом И вечным символом живым! Врачует небо тихим светом Всех тех, кто бедствует под ним. Сроднимся духом в эти зимы И будем помнить обо всём. И дни, что не-пе-ре-но-си-мы, Перенесём! Перенесём! * * * Как апельсин – по глади синей, В проём вагонного окна Вплыла огромная луна И покатилась над Россией. Под стук колёс, под разговор, В своей обыденности странный, Она смотрела иностранкой Почти всерьёз на нас, в упор. Чуть оттенял тревожный свет То перелески, то овраги. Так акварелью на бумаге Художник пишет силуэт. Лишь оставляя там и тут Посёлков огненные зёрна, Жизнь наша так же иллюзорна, Но чёткий задан ей маршрут! * * * В горячке суматошных дел. Так льдинки звон хрустально тонок. Вдруг удивил меня ребёнок. «Как быстро месяц пролетел…», – Он отрешенно произнёс… И сердце сжалось почему-то. Ведь в детстве тянутся минуты. Скопилось, видно, столько слёз На нашей маленькой планете, И так изранена она, Что убыстрились времена, И это замечают дети! * * * Нахлобучил холм-старик, Ради смены облика, Весь закрученный, парик Кучевого облака. По воде речной чуть-чуть Вьётся рябь несмелая, Прилетела отдохнуть Лилий стая белая. Отрешённы камыши, Будто нарисованы, И минуты здесь, в глуши – Долгие фасолины. Лишь берёз безмолвный плач И колодца стоны Не дают забыть, что вскачь Мир летит со склона! * * * Всё ищем какого-то смысла В обилии громких речей, Склонилось ветлы коромысло, Мечтая о сильном плече. Грохочут январские грозы, Сбивает цветение град, И светлые рубят берёзы Для кольев, костров и оград. В слепом бесновании скачет Мятущихся дней суета, Хватают шальную удачу Без радости и без креста. А время сжимается туго, Как ряска на тёмном пруду, Вот-вот потеряем друг друга Мы в этом бездушном аду. Быть может, в тиши захолустья Найти неприкаянный кров, Среди запорошенных грустью Полей и пустынных дворов, И жить терпеливо и строго, Чтоб чувства привыкнуть могли К тому, что уходит дорога Не вдаль, а во чрево Земли! ЗАБЫТАЯ ДЕРЕВНЯ Степенный дуб – седеющий бобыль, Застыл в пустыне снежной за околицей, А хрупкий месяц, кажется, расколется И превратится в тающую пыль. Всё замерло. Ни вздоха, ни мольбы. Сковал мороз малейшее движение. Пропали звуки, только погружение В немое горе брошенной избы. Вот рядом тоже тёмный силуэт, Как вдовий лик в пушистом полушалке, И только тень скворечника на палке Похожа на тропинку или след, Ведущий в вечность или в никуда… Да вдалеке, где завтра выйдет солнце, Чуть виден свет, а может быть, в оконце Живая отражается звезда. * * * Переливы тенистого сада. Небеса опрокинулись в пруд. Живописец Борисов-Мусатов… Его дамы задумчиво ждут. На плечах их туманные шали, Тонко вьётся узор кружевной. Революции им не мешали Видеть что-то за явью земной. Не мешали им тяжкие войны… Настоящее мутной волной Их не трогает. Так же спокойны, Словно тайны какой-то одной Не раскроют глаза с поволокой Ни сейчас, ни когда-нибудь впредь. До какого последнего срока Им на нас доведётся смотреть? * * * Несутся ливней диких табуны. А между ними выступает солнце! И луч его на зелени стены, Как жеребёнок ласковый пасётся. Он слизывает влагу не спеша – Следы копыт серебряных. Подковой Восходит в небо радуга! Душа В предчувствии какой-то жизни новой Стремится к счастью, свету и добру. И, кажется, не может быть иначе! Стенает тело:                         – Всё равно умру! Но это ничего уже не значит! * * * Осенний сад торжественен и нем, Со стужею знаком не понаслышке, Но словно ослепительные вспышки – Последнее цветенье хризантем. Они так непосредственно милы, Как будто не предчувствуют разлуки, Не видят, что взметнули в небо руки Уже окаменевшие стволы. Осенний сад. Он к холоду готов, Ведь это испытанье неизбежно. А если так, пусть сердце будет нежно, А дух сосредоточенно суров! * * * Приоткрылась крохотная почка, Словно глаз зелёный в полусне. Незаметно и без проволочки Исчезает прошлогодний снег. Бьют чечётку резвые капели, Хороводят бурные ручьи! Уж грачи недавно прилетели, Будто у Саврасова – грачи, Белая церквушка за забором, И берёз натруженных стволы, А за ними – Русь с её простором, Уводящим в дальние миры! * * * Нет победителя в любовном поединке, И не бывает радостным финал – Ты был спокоен, и глаза, как льдинки, А мне хотелось, чтобы застонал От острой боли! Метилась я в тело, И потому не дрогнула рука. Любовь – мертва, душа осиротела, Разлука не на годы – на века! ВОСПОМИНАНИЕ Затевая с вечера тесто, Мама ночью к нему встаёт, Передвинет в тёплое место, И осаживает, и бьёт Потемневшей старинной скалкой – Эти звуки ловлю во сне. И совсем мне его не жалко, И так сладостно спится мне! А под утро сны легче, выше! По ступенькам крутым, бегом, Я взмываю на гребень крыши! Солнце огненным пирогом Чинно катится в руки прямо, И, его аромат вдохнув, Я кричу в упоении: «Мама!» И зову, просыпаясь, вслух! И она в полуяви зыбкой Появляется вдалеке, Обнимает меня с улыбкой, А ладони её – в муке! * * * Мы пришли с одной планеты, Уничтоженной враждой, И никто не знает, где ты Часто бродишь сам с собой. И никто не знает, кто ты И к чему давно привык. Никакие полиглоты Не изучат тот язык, На котором только двое Говорили – ты и я. Уничтожена враждою Наша общая земля. * * * Тихий дождик льёт печаль на землю, Но такую чистую печаль… Хочется промолвить: «Всё приемлю» И ребёнка милого качать. За деревней – сумрачное поле, Лишь полоска белая вдали, Если не кричит душа от боли, Всё равно отчаянно болит. Кто её распутает, Россию? Тьмы и Света ровно пополам. Крестится всё время дед Василий На том месте, где разрушил храм. * * * Пили залпом запах сентября, Запах яблок в залежах садовых, Но средь жарких, дней шаги суровых Ждали, замирание тая. И сжимали стебли влажных астр, Как любимых с нежностью и страстью, Прозревая, что теряем счастье, Что уже теряли много раз. Затевали шумные пиры, Но среди отчаянного буйства Нас, внезапно, приводило в чувство Старческое шарканье листвы. А теперь смакуем по глоткам Терпкую осеннюю прохладу, Проходя по выцветшему саду, Нежно прикасаемся к цветам. И среди горластой суеты Напрягаем слух свой снова, снова, Чтобы разобрать однажды слово В шёпоте сентябрьской листвы. источник: http://www.niknas.narod.ru/tambovsp/person/guseva.htm

* * * Бушует бесшумно метель тополиная, А всё остальное, ликуя, поёт Весеннюю песню шальную, любимую, Без отдыха, громко, все дни напролёт. Кукушка рискует остаться без голоса, Пророчит бессмертье, всему вопреки, Вспороли поверхность ростки гладиолусов, Как будто акульи в земле плавники. Листва рукоплещет любому движению, Её молодые ладони крепки. Жизнь в мощном порыве к добру, достижению, Заглавная буква в начале строки. Напрасно родители шлют предписания, Что с чувствами стоит пока подождать, И вряд ли расстроят любое свидание Проказы слепого от счастья дождя. ПРОЩЁНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ Вечер – странник с холстинной котомкою – Собирает остатки зари. Облака над заснеженной кромкою, Как вспорхнувшие вдруг снегири! Замерла городская окраина, Сытой Масленицей хмельна, Только ветер нудит неприкаянный, Да вина в душе. А луна Проступает прозрачным пряником, Будто постное утешение… По дворам ходит вечер странником, Тихо просит за всех прощение. * * * Много рябины – к горькой зиме. Стог сгорбил спину и онемел. Вечер над местом скошенным сер, В вечности месяц – брошенный серп. Тёмные избы спят за рекой, Тёплою их бы тронуть рукой И, подорожник скомкав в горсти. Выдохнуть громко: «Боже, прости!» * * * Не обижай любимую свою, И даже если будет неправа, И даже если скажет: «Не люблю», Прости ей эти страшные слова. Не обижай любимую, поверь, Любовь тебе обиды не простит, Когда-нибудь, возможно, не теперь, Она за всё жестоко отомстит. И если вы стоите на краю: И нет уже единого пути, Не обижай любимую свою, Прости. ПОСЛЕ ГРОЗЫ Цветы столпились у обочины И смотрят робко, не дыша. Дорога ливнем разворочена, Как горем мирная душа. Огромный тополь кроной сломанной, Беззвучно плача, шелестит. Гроза вдали грохочет громами, И здесь везде слеза блестит. Но скоро уж из сочной мякоти Сливовых, перезрелых туч В суровый мир скорбей и слякоти Прольётся соком светлый луч! * * * Всё было горестно и просто, Автобус старчески ворчал, Вилась дорога до погоста. И полыхавший иван-чай, И колокольчик, и гвоздика Нас вышли проводить гурьбой, Ведь мы, от мала до велика, Наделены одной судьбой, И в этом мире – только гости, На краткий или долгий срок, И человек, не взяв ни горсти, Уйдёт, как птица и цветок. Что смертно – в прах,                         что вечно – Богу… Когда-то сердце отболит. Шептали ветви всю дорогу Слова заветные молитв. * * * Разве ночи есть в начале лета? Промелькнут, как быстрые стрижи, Лишь сгустится сумрак, уж рассвета Жилка неспокойная дрожит. Темнота воришкою отпрянет, Испугавшись первых петухов, Выкатится солнце, словно пряник, Красный среди праздничных лугов. И такое всюду ликованье, Всё в цвету, в блистании росы; Птичьи стаи славят мирозданье, В эти светозарные часы. Бьёт с небес таинственный источник – Пей, неутомимая душа! Не теперь, когда наступят ночи, Их кому-то надо освещать. * * * С каждой минутой пронзительней осень, В дальней деревне поля да столбы, Ветер шальной совершенно несносен, Кружит весь день от избы до избы. И завывает унылые песни, Словно подвыпивший крепко мужик, А за околицу вылетит если, Через овраги, луга, напрямик К тёмному лесу, затеет там драку. Тонких осин колошматит стволы. И не сдержать нипочём забияку, И не уляжется спать до поры. День переходит в поспешные ночи, В долгом году не бывает черней. И никакой в небе звёздочки-точки, Только сердечная просьба о ней. * * * Какая беда у калитки, Что так голосит по ночам? Луну на серебряной нитке Задира-буран раскачал. Он с хохотом шарит под крышей И бьётся в окно головой, Иль жмётся котёнком пушистым, На кухне вздохнёт домовой. О чём? О горячей лежанке, О гордом гуденье огня. И станет по-доброму жалко Ему и себя, и меня. И будет бродить он по дому И сон наш ночной сторожить, Тоскуя по месту иному, Где нам с ним не выпало жить. * * * Пришла поделиться бедою соседка И долго молчала, от света вдали. Потом ожила, как февральская ветка, Которую с улицы в дом принесли. Заплакала громко, а я утешала И слёзы свои вытирала тайком. Поставила чай, принесла полушалок… О чём-то дремучим своим языком Седая метель за окном бормотала, И что-то о вечном твердили часы. Чтоб горю помочь, может, этого мало, Но тайные чуть покачнулись весы! Движение к свету, обычному глазу Оно не заметно – таинственный ток, Но ведь и февральская ветка не сразу Раскроет в тепле долгожданный листок. * * * Последние осенние недели. Никак не высветляет землю снег. Вороны от галденья обалдели, А ветра вой порою – злобный смех. Так неспокойно под могучим вязом: Ветвей гуденье, воздух горек, гарь. И подпирает тучи долговязый, Нелепый в полдень уличный фонарь. И ворох листьев зябнет жалкой кошкой, Пригнувшейся от окрика: «Не сметь!» И старый дед играет на гармошке Так громко, испугать надеясь смерть. * * * Бывают в жизни долгие, как годы, Тягучие, безрадостные дни. Их тяжесть не зависит от погоды, И снам они мучительным сродни. Но иногда бывают годы – птицы, Мелькают словно быстрые стрижи. И кажется, что сон счастливый снится, Проснёшься – пролетела жизнь! * * * Независимо от расстояний, Слышен поезд далёкий в ночи. Наша жизнь – череда расставаний, Снова сердце тревожно стучит. Разлучит, разрешенья не спросит, Отберёт дорогое судьба. За окном только слабая просинь, Не меняют маршрут поезда. Предугадано всё. Неужели? Ведь художник легко, на глазок, Синим кобальтом, таинством гжели, Совершенный наносит мазок. Подчинён он затейливой форме, Но свободен в рисунке своём, Мы на поле житейском – платформе – Новых встреч подождём, подождём! * * * Российские дороги, Как раны ножевые, На них следы убогих И странников – живые. Гвалт воронья визгливый Иль выкрики кликуш, А камень молчаливый? Движенье ног и душ – В нём собрано, конечно. Как грозная печать, Огнём горит засечка. Быть может, от меча. * * * Коромыслом выгнулась дорога, И сама не знает, для чего. У деревни тополь смотрит строго, Часовым поставили его. А зачем, не ведает, конечно, Во дворах застыла тишина – Хоть горланят тесные скворечни, Но молчат просторные дома. Разрослась крапива с лебедою, – Некому сражаться за тропу. Яблоням как справиться с бедою? Ведь они напрасно зацветут. Выслушаю жалобы колодца, Хочется уважить старика, Вдруг вода заплачет, засмеётся, Бьёт родник – живой ещё пока. * * * Доли счастья Недавно отмеряны, Как и сколько, о том не суди, Если скажут, Что надо потерями Заплатить за любовь впереди. Ведь не каждый На это отважится. И не каждому будет дано Испытание – Это лишь кажется, Что порой не под силу оно. * * * Держу последнее письмо, Как умирающую птицу, И пожилую проводницу До завтра приютить его Я попрошу. В ответ кивнёт, И станет мне всего дороже, Она тебя увидеть сможет, Твоя рука конверт возьмёт Из этих рук, неженских, грубых… Запоминаю каждый штрих И каждое движенье их, Её глаза, морщинки, губы, Мы будем связаны навек Незримою, нетленной нитью – Час отправленья – час прибытья, Ты, я и этот человек. * * * Вся в лилиях излучина реки, Как ожерелье, брошенное наземь, А холм вдали застыл могучим князем, И две берёзы, будто две руки, Скрестили ветви горестно свои, А избы, примостившись у подножья, Вплетают в километры бездорожья Две робкие седые колеи. * * * Ветры, вётлы, рябь протоки, Будто рыбья чешуя. Месяц, жутко одинокий, Зацепился за края Веток, вырваться не может; Вдалеке – собачий лай… Серый, зябнущий, тревожный Получился этот май. В небе – тучи, в мире – войны, В сердце – жгучая тоска. Ни одной судьбы спокойной Невозможно отыскать. Кто мы? Где мы? Что мы значим? Ищем истины глоток, А в земле – ещё незрячий, Но уже живой росток. * * * Ночи глухие, осенние, Тёмные стражи зари. Кажется, будто спасения Нет мне, зови не зови! Стынут обидами давними Зыбкие плечи берёз, Но не отрезаны ставнями Взоры доверчивых звёзд. Смотрят, как стёклышки малые, Теплится детство вдали; В грязных ладошках, усталые, С улицы их мы несли; Ведь через каждое солнышко Видели ласковым днём! Звёздочка, славное стёклышко, В сердце останься моём! * * * Ах, если бы все мы У Бога просили Не личного блага, А блага России, Тогда бы уже Не казалось нам странным Молиться в душе И за дальние страны, За Землю, Здоровье которой тревожит… И лучшая доля Нам выпадет тоже. * * * Сугробы, сумерки, сочельник. Салазок скрип. Снежинок рой. Котёнок увлечён игрой, Малыш со вкусом есть печенье. До центра – пять минут езды, А тихо. Фонари, как свечи, И ель, набросив шаль на плечи, Ждёт появления звезды. * * * Отчего глаза его печальны? – Каменное сердце, – отвечают. – Никого любить оно не может, Только жизнь какую-то стреножит, А потом отпустит – станет скучно. Ну а та, во всём ему послушна, Прочь помчится, полная отчаянья. – Каменное сердце, – отвечают. И никто не знает, что оно Без остатка отдано давно, Хоть его вернули равнодушно, Улыбнувшись ласково: – Не нужно.